Часть вторая - иронико-патетическая: Лица
И дальше отправились мы бродить по многолюдным, шумным и весёлым улицам Хеврона. Всё выглядело бы как в обычной праздничной толпе, если бы не вооружённые солдаты, внимательно вглядывающиеся в лица, настороженно осматривающие крыши, щели в прикрытых окнах. Даже в атмосфере радостного и светлого этого праздника ни на секунду не забывалось в каком месте мы находимся и какие леденящие кровь события прячет история за глухими стенами этих домов. Мы приблизились к ажурному зданию с табличкой Бейт-Адасса , гордо возвышающемуся среди окрестных строений. Здесь я предлагаю вам сделать привал и задуматься над страшными судьбами людей и домов.
Одна из самых ужасных страниц кровавой Хевронской истории связана с этим зданием.
В этом историческом фрагменте фотографий не будет. На такие вещи смотреть невозможно. Просто раскройте навстречу свои сердца.
Построенный в 1893-ем году как странноприимный дом, он, под названием "Хесед Авраам", распахнул свои двери для многочисленных паломников и нуждающихся в приюте. В 1909-ом году пристроили ещё один этаж и открыли больницу. Назвали лечебницу "Бейт Адасса" в честь организации американских евреев, направившей сюда врачей. Больница принимала как евреев, так и арабов, не делая никаких различий.
Мирная совместная жизнь арабской и еврейской общин продолжалась до вечера субботы 23-его августа 1929-го года. Науськиваемые тогдашним муфтием Иерусалима ( а впоследствии - ярым приверженцем нацизма), назначенным британскими властями, Эмином Аль Хусейни, тысячи вооружённых арабов направились в Хеврон. Там к ним присоединились местные собратья. Тщетны были мольбы о помощи, обращённые к многолетним соседям. Единицы спасали и прятали евреев. А подавляющее большинство вместе с пришлыми погромщиками врывалось в дома, где евреи заперлись по приказу британского командования, и жестоко уничтожало спрятавшихся там. Стариков, женщин, детей, грудных младенцев. Евреев насиловали, отрубали руки, саблями разрубали головы, выкалывали глаза, а затем жестоко добивали, никого не жалея.
И всё это происходило на глазах британских полицейских, молча взиравших на этот ужас. До того момента, пока одному из них не почудилось, что толпа, режущая рядом с ним двух братьев-евреев, двинулась в его сторону. Испугавшись за свою жизнь, он начал стрелять в воздух, и подонки разбежались. Погром прекратился.
Подумайте только. Нескольких холостых выстрелов оказалось достаточно, чтобы распугать и разогнать озверевшую трусливую толпу. И этого еврейские жители Хеврона так невыносимо долго ждали от представителей британского мандата!
Среди множества погибших был человек, известный каждому жителю Хеврона. Аптекарь Бенцион Гершон 24 часа в сутки оказывал помощь всем страждущим, невзирая на национальность, пол и возраст. Он жил в доме, примыкающем к зданию больницы. Во время погрома ему и его семье были слышны крики убиваемых на втором этаже. Но к нему погромщики проникнуть не могли. Квартира была утоплена в скалу и защищена мощными ставнями и дверьми. И тогда негодяи подвели ко входу арабку, начавшую причитать и плакать, кричать, что беременна и нуждается в срочной помощи. И аптекарь открыл ей двери. Погромщики ворвались внутрь и жесточайшим образом уничтожили Гершона с семьёй. Спаслась только маленькая дочь, заброшенная матерью в корзину с грязным бельём. Но и она, позднее, не перенеся воспоминаний, сошла с ума.
Мне было очень больно писать эти строки. И представляю, как мучительно их читать. Но что делать. Не только из света ткёт История своё покрывало. Попадается слишком много кровавых нитей.
Квартира аптекаря долго пустовала. Арабы боялись к ней приблизиться, считая место проклятым.
Но мы - в сегодняшнем Хевроне. Перед нами узкий, празднично украшенный проход, упирающийся в приоткрытую дверь - своеобразная сукка.
Да, да. Это то самое место убиения семьи аптекаря. Стена справа примыкает к Бейт-Адасса. В 1984-ом году там поселился очень интересный человек. Вот о встрече с ним я и хочу вам поведать. Нас встретил Шмуэль Мушник - художник и историк, живущий здесь сегодня с женой Нехамой и детьми.
В пятнадцать лет он репатриировался в Израиль с матерью Леей Мушник, московским учёным-вирусологом, а в 1978 году перебрался в Хеврон. И с тех пор вся его жизнь отдана этому месту. Шмуэль помогал профессору Тавгеру - одному из героев предыдущего рассказа закончить восстановление синагоги Авраама авину. Он на собственной шкуре изучил историю Хеврона и является сегодня одним из лучших экскурсоводов по здешним местам. Надеюсь, что когда-либо и нам удастся пройтись по Хеврону под аккомпанемент его неторопливого рассказа. И пусть единственной защитой , что нам тогда понадобится, будет такая вот стена.
Небольшой салон увешан фотографиями и полочками со всякими мелочами, столь важными для человека, дорожащего собственной историей.
И картинами автора...
Ибо прежде всего Шмуэль Мушник - художник. Талантливый, плодовитый, разнообразный. Участник множества персональных и групповых выставок. По собственному признанию он пишет две - три картины в неделю. Мы были допущены в мастерскую, буквально забитую неимоверным количеством ярких полотен.
А вдоль стен - полки со старыми книгами, альбомами по искусству, журналами, газетами. Всеми теми бессмысленными сокровищами, что так любы нашим сердцам.
Интересный эпизод. Когда я фотографировал один из уголков этой квартиры, Шмуэль предложил мне поменять баланс белого в камере. Я удивлённо на него взглянул. Оказалось, что Шмулик ещё и фотограф, прекрасно разбирающийся в тонкостях самой современной фототехники. " А иначе у Вас на фотографии всё уйдёт в сторону синего" Так оно и вышло, но фото настолько пришлось мне по душе, что я решил ничего не менять.
Спокойный, обстоятельный в общении он уже успел сделать неимоверно много. И главное практически в одиночку создал музей Хеврона.
В одной из тёмных комнат построен своеобразный памятник-алтарь , посвящённый светлой памяти жертв погрома.
Бережно и кропотливо собранные материалы расположены в нескольких залах, напоминающих пещеры со сводчатами перекрытиями. И все потолки и стены расписаны Шмуликом ярчайшими и радостными красками. Вот как выглядит небольшой фрагмент стены. Не зря Шмулика называют хевронским Ван Гогом, за любовь к чистым и ярким цветам.
Но я бы не пожалел для него и титул Микеланджело за каторжный труд, необходимый для росписи такой площади потолков и стен.
Мы продолжили путешествие по Хеврону, приближаясь к главной цели - Пещере Праотцев. Но мысленно я всё время возвращался назад, к этому дому, вместившему столь много невыносимых страданий. К его судьбе, к судьбам населявших его людей. К удивительному живописцу, заполнившему его ярчайшими цветами своих картин.
Если мы не будем изо всех сил стараться пробиться из боли к радости, из тьмы к свету, из серости к цвету, то зачем вообще мы существуем, дамы и господа. Такие люди, как художник Шмуэль Мушник, не дают нам забыть об этом.
